Ах, эта радость музыкой во мне
Так высоко восходит, не смолкая,
Что где-то в запредельной вышине,
В сиянии сплошном, в голубизне
В ней слышится уже тоска без края…
Так написал я когда-то, вслушиваясь в ликующие и нежные мелодии Вольфганга Амадея Моцарта. Не так-то беззаботны и легки эти песенно льющиеся темы, не так проста улыбка гения. И трудно мне согласиться с мыслью великого мудреца, поэта и учёного Вольфганга Гёте, сказавшего: «Музыка Баха — это музыка пути к Богу, а гармонии Moцapтa – это мелодии, которые звучат в раю». Не райскую безмятежность, не только упоение, созерцательность, наслаждение слышу я в них, но и высокую драму, трагедию человеческого существования, земной юдоли…
Моцарт словно знал, что ему отпущен на земле краткий срок. По свидетельству очевидцев, он даже предполагал примерную дату своей смерти и с христианской покорностью ждал неотвратимого завершения земного существования, остро сожалея о том, что перед ним только только открываются необозримые и великолепные творческие перспективы!.. Не отсюда ли и такая сильная, до болезненности, жажда жизни, так ярко выраженная в нотах? Не отсюда ли повседневная жажда творить? До 22 лет, то есть за годы детства и юношества, он создал более 300 произведений! Рабочий день музыканта начинался в 6 часов утра, а завершался поздним вечером у пульта. Но даже в конце сентября 1791 года, то есть почти за два месяца до смерти, он ещё руководил оркестром. В одном из писем в Лондон признавался: «В моей голове хаос. Я сделал всё, что было в моих силах». Он сочинял и ночью, и за бильярдом, и даже за туалетом у парикмахера. Своему отцу Леопольду писал: «Я, так сказать, торчу в музыке весь день».
В 1778 году Вольфганг вместе с матерью Анной Пертль Моцарт живёт в Париже. Он стремится завоевать французскую столицу, много сочиняет, в том числе балетную музыку к пантомиме «Маленькие безделушки». Лёгкие, изящные мелодии, брызжущие озорством, задором, казалось бы, отражают безмятежность автора. Но именно в это время заболевает, а затем и умирает мать, которую Вольфганг безгранично любил. Вот она, парадоксальная тайна творчества, когда, несмотря на трагедию жизни, творец не может остановить источник божественной музыки, бьющий из самых глубин души! Именно тогда, в Париже, молодой гений создаёт знаменитую 11-ю сонату ля мажор, которую венчает жизнерадостное рондо в турецком стиле, иначе «Турецкий марш». Не будем списывать этот парадокс на молодость автора. Неисповедимы пути вдохновения… В эти же месяцы в Париже Моцарт создал «Концертную симфонию», где вторая часть пронизана глубокой печалью, безусловно, связанной с потерей матери… Ничего более пронзительного Моцарт не написал вплоть до предсмертного «Реквиема» с непревзойдённой «Лакримозой».
Перерывов в сочинительстве почти не было. До последнего дня. Мало того, совсем незадолго до гибели Вольфганг, лёжа в постели, поднял руки над головой и стал ими как бы дирижировать. Кто-то хотел поправить одеяло, но Моцарт прошептал: «Дайте мне в последний раз насладиться звуками музыки!» А незадолго до этого волновался — нет, не из-за здоровья. Признавался жене Констанце: «Важно завершить эту часть». Имел в виду «Рекордаре».
Планы были неисчерпаемы. Но разве истинный художник ставит последнюю точку?
Современникам трудно было понять, что творится в душе этого невзрачного на вид человека. И, казалось, такого беззаботного… Маленького роста, чуть более 150 сантиметров. Несколько располневший к 33 годам. С большой головой, мясистым, с большими крыльями, носом. Близорукий. Оспины на лице. А некоторые даже добавляли: «С туповатым выражением лица» (Людвиг Тик)… Ну, разве может такой человек создать что-то необыкновенное, гениальное? Видите, как внешность обманчива! А Моцарт и не хотел, чтобы посторонние видели повседневную творческую напряжённость, то, что происходит в его душе. Как только он замечал, что кто-то пристально смотрит на него, начинал шутить, ёрничать, даже прыгать через стулья и дурашливо хохотать. Не потому ли у многих складывалось впечатление о нём как о поверхностном, неглубоком человеке?
Нет, это не был «гуляка праздный», по выражению пушкинского Сальери. «Я знал и труд, и вдохновенье», — сказал когда-то о себе другой гений. Эти слова можно полностью приложить к Моцарту. В «маленькой трагедии» Сальери сравнивает своего соперника с «неким херувимом», который «несколько занёс нам песен райских». Но сладостные мелодии Амадея рождались в его сердце, возможно, именно из острейшего ощущения краткости своего срока.
А начиналась жизнь гения в расчёте на срок достаточно долгий, счастливо и многообещающе. Как говорится, не успел родиться, а уже сидел за клавесином и сочинял. В четыре года ребёнок уже автор концерта для клавесина. Не примитивного, а такого виртуозного, что был под силу лишь высокопрофессиональному исполнителю того времени. Первая симфония сочинена в семь лет, в 12 первая опера. И всё это — дома, в Зальцбурге и, конечно, под руководством своего первого и главного учителя, учителя на всю жизнь, — отца, Леопольда, по-своему тоже замечательного композитора, а не только педагога.
Перед гениальным ребёнком открывался удивительно радостный мир, обещавший признание, славу во всей Европе. Вундеркиндом восторгались короли и императоры, герцоги и князья. Кто-то из сильных мира сего закрывал платком клавиши инструмента, за которым сидел Вольферль. Кто-то приказывал: «Сыграешь одним пальцем». И мальчик играл. Для всех это было чудо! И всё-таки это был ещё ребенок, наивный, простодушный, который мог после выступления взобраться на колени к императрице Марии-Терезии, а юной эрцгерцогине Марии-Антуанетте пообещать: «Когда ты вырастешь, я на тебе женюсь!» Но мы-то знаем, кто каким путём пошёл и как завершилась жизнь каждого: Моцарт умер в нищете, а Мария-Антуанетта в 1793 году, во время Великой Французской революции, окончила жизнь на гильотине.
Вскоре Моцарт стал первым клавесинистом Европы. Да и в скрипке был не из последних. Вот уже и оперы его ставят в Италии! В Болонье музыкальная академия испытывает его: даёт разработать тему для фуги. Вместо трёх часов, отведённых для работы, Моцарт справляется с заданием за полчаса. Никто моложе 20 лет не мог быть избран членом Болонской академии. Это правило нарушено: четырнадцатилетний мальчик избирается академиком.
А в Ватикане он слушает духовное сочинение Аллегри «Мизерере», исполнявшееся один раз в году и ревниво охранявшееся по приказу Римского Папы, и по слуху записывает это гигантское девятиголосное произведение для двух хоров. Папа в знак восхищения награждает Моцарта орденом Золотой шпоры.
Моцарт жаждет свободы. Он едет в Вену и не хочет возвращаться домой. Не хочет быть запертым на службе. Уволенный со скандалом, Моцарт становится первым профессиональным композитором, не состоящим на службе, и первым музыкантом, живущим на гонорары за свои сочинения (у нас пример — Пушкин). Моцарт, доверившись своему гению, впервые проложил путь к статусу свободного художника. Но, как мы знаем, свою независимость и свободу он оплатил дорогой ценой. Только десять лет он прожил в Вене, сохраняя свою свободу (но так завися от заказов!): сначала необеспеченность, потом просто нищета, бесконечные волнения, связанные с женитьбой, семьёй, рождением детей, смертью четырёх из них и т. д. рано свели Моцарта в могилу.
И всё-таки это были его самые насыщенные и плодотворные годы. Не только сочинительство (оперы, инструментальные произведения), но и концертная деятельность умножали его славу. Как клавесинист он пожинал в Вене лавры на домашних концертах и в открытых академиях. «От такой работы не заржавеешь», — писал отцу. Выступал по два раза в день. Что ж, семью кормить надо. Но на поводу у публики не шёл никогда. Свои мысли мог изложить так, что они становились доступными сотням и тысячам слушателей. «О так называемом «пополаре» (популярном — Л.Б.) вы не беспокойтесь, потому что в моей опере есть музыка для всякого рода людей, за исключением длинноухих» (это тоже ответ Леопольду Моцарту).
Ничто не останавливало Моцарта. Только творить! Ведь срок, отпущенный ему, столь краток… Словно он сознавал, что лишь в теле душа может себя совершенствовать — для этого дано творчество.
Я уже не раз сопоставлял ощущение жизни и смерти у Баха и Моцарта. Великий патриарх музыки говорил: «Я рад уйти и быть подле Христа». Он всегда был готов к уходу. В 8-й кантате бас поёт: «Уйдите, суетные напрасные заботы… Меня зовёт мой Иисус, кто откажется пойти?» Ликует флейта; вместе со струнными и вокальными голосами она и нас увлекает к Господу.
В 10б-й кантате хорал повторяет слова из Откровения Иоанна: «Гряди, Иисусе!» и «Я поручил себя Богу». И дальше «С миром и радостью я отхожу». Вот она, радость Баха! А в 58-й кантате: «Утешься, утешься, сердце! Здесь страх, а там блаженство!» В 57-й: — «Скоро закончу свою земную жизнь» (ария сопрано – оживлённая, душа радостно спешит из этого мира к своему Спасителю). То же в кантатах 161 и 1б2: «Приди, сладостный час смерти!» и «Торопись, последний час, я к Спасителю спешу…» «Бах это музыка отрицания желания», — говорил Ф. Ницше, имея в виду, конечно, мирское, земное. А Моцарт — весь желание! У Моцарта жажда жизни и всех её земных радостей столь велика, сколь велико чувство краткости, скорого ухода. Да, он пел жизнь, наслаждался, благословлял её и… прощался с нею!
Широко известна и многими любима 40-я соль-минорная симфония, 25-ю знают меньше. Она тоже соль-минорная и создана 17-летним гением. Душевная тревога пронизывает всю симфонию — и первую часть с её дерзкими акцентами, внезапными взрывами фортиссимо и короткой траурной кодой, и полную скрытого напряжения медленную часть, и драматический менуэт, сходный с менуэтом 40-й. Музыка исповедальна. Неслучайно: именно в этом возрасте Вольфганг тяжело болел и уже прощался жизнью. Судьба подарила ему ещё 18 лет.
Чувства радости, тревоги и прощания ощущаются и в Большой Мессе до минор и, безусловно, в «Лакримозо» «Реквиема». Но – и в дивертисментах, кассациях, сонатах, даже в столь популярной «Ночной серенаде», в так называемой развлекательной музыке.
| Я жил недолго с вами на земле. Не исчерпал, увы, и сотой доли Моих желаний. Я не утолил Ни жажды композиции, ни жажды Любви. Одно лишь полностью постиг: Мы в мир npиxoдuм, чтоб любить и жаждать. Я знаю тьму теорий и идей, Железных постулатов и концепций. Но для меня они пусты, мертвы. И самая высокая идея Бесплодна, если нету в ней ЛЮБВИ. |
А как обстояли дела у маэстро с верой, с духовным выбором? Что он думал о бессмертии души, о Господе? Неужели замыкался на смерти, на конечности земного бытия? Убеждён, Божия вера росла и крепла в нём вместе с испытаниями, горестями и радостями, с неиссякаемым творчеством, даром Господним. Вот что писал он больному отцу 4 апреля 1787 года, за месяц до его смерти: «…И я благодарю Господа моего за то, что Он даровал мне счастливую возможность познать её (смерть. — Л. Б.) как ключ к нашему истинному блаженству.
Я никогда не ложусь в постель, не подумав, что, может быть, меня (как я ни молод) на другой день более не будет, — и всё-таки никто из тех, кто знает меня, не может сказать, чтобы в обществе я был угрюмым или печальным. За блаженство сие я каждый день благодарю моего Творца и сердечно желаю того каждому из ближних моих».
Так писал сын, утешая своего отца, который был для него и учителем, и образцом художника, и воспитателем с ранних лет.
Вольфганг говорил: «За Богом сразу идёт мой папа».
Чувство краткости земного существования словно соединяло и перемешивало в музыке великого австрийского композитора горячую веру в Бога с радостью жизни и болью за всё живое на земле. За десять лет до письма, которое я только что процитировал, двадцатидвухлетний Моцарт признавался Леопольду: «Отец, я всегда помню о Боге, я сознаю Его всемогущество, я страшусь Его гнева. Но я сознаю также Его любовь, Его сострадание и милосердие по отношению к Своим творениям, Он никогда не покинет Своих слуг. Ежели что свершается по Его воле, то оно совершается и по моей, следовательно, не может быть, чтобы мне не удалось это».
Думаю, не случайно самый первый мадригал, который сочинил маленький Вольферль под pyкoвoдством отца, называется «Бог — наше прибежище». А первая оратория, сочиненная десятилетним peбёнком, носит название «Долг первой заповеди». Архиепископ Колоредо запер мальчика на целую неделю у себя в доме, не веря, что этот вундеркинд поистине чудо. А «чудо» прошептало: «…И возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею» — из Евангелия от Марка и сотворило во славу Господа чудесную музыку!
Я был бы рад, если бы музыканты отдали долг Моцарту, раскрыв его духовный, христианский диапазон регулярным исполнением не только широко известной — замечательной, но, если так можно выразиться, уже «заигранной» — музыки. Ведь есть ещё 16 церковных сонат, есть Месса в честь Пресвятой Троицы, кантаты «Тебе, душа мироздания»; и «Чувствующие Создателя». Есть xopы «Bocхвалим Тебя, Божество», «Бог, да будет Тебе хвала и честь!». Есть 19 Месс. Есть речитативы и ария для альта «Дух блаженный», оратория «Кающийся Давид». Есть арии «Придите вы, дерзкие грешники», «Ах, поведай правду, Боже». Эти произведения восходят к вершине «Реквиема».
И тогда перед нами встаёт иной Музыкант! Не только мелодист, но и глубоко верующая личность, получившая Божественный дар. И воистину, над всеми страданиями, болезнями, невзгодами, бедностью и даже над травлей встаёт Радость! Моцартианская Радость.
Первой оригинальной песней, сочинённой ребёнком, была песня «К радости». А что же было в конце? Последний раз в обществе 18 ноября 1791 года на освящении нового храма в Вене «Вновь увенчанная надежда» маэстро дирижировал кантатой под названием «Громко возвестим нашу радость».
Мне эта радость даёт силы — верить, любить, жить. Поэтому и поэму о Моцарте я завершил таким его монологом:
| Я жил недолго с вами на земле. Но погребенья моего не видел Никто. Друзья простились у ворот. Мой гроб не проводили до могилы! А я не умер. Я вернулся — к вам. Я не был похоронен. Снова жажду Живую душу в музыке излить! Но «Реквием» дописыватъ не стану — Прощаться с жизнью больше не хочу. Ведь столько в ней любви! Я понял, понял: Печальна мудрость и мудра печалъ, Но высшая на свете мудрость — радость! Ах, к радости вернёмся! Наконец Вернёмся же к себе самим, какими По замыслу Творца мы быть должны! Я понял, я постиг: жизнь — это повод Для радости. Как сладко добывать Из каждого мгновенья свет, и ценность, И музыку! Bcё дышит и звучит! Очистите от шума землю эту — И музыку услышите везде. Всё — Музыка! Всё — радость! |
© 2004 Лев Болеславский