Гавриил Романович Державин (1743 — 1816)
Соломон и Суламита
I
Соломон (один)
Зима уж миновала:
Ни дождь, ни снег нейдет;
Земля зеленой стала,
Синь воздух, луг цветет.
Все взгляд веселый мещет,
Жизнь новую все пьет;
Ливан по кедрам блещет,
На листьях липы мед.
Птиц нежных воздыханье
Несется сквозь листов;
Любовь их, лобызанье
Вьет гнезда для птенцов.
Шиповый запах с луга
Дыхает ночь и день,—
Приди ко мне, подруга,
Под благовонну тень!
Приди плениться пеньем
Небес, лесов, полей,
Да слухом и виденьем
Вкушу красы твоей.
О! коль мне твой приятный
Любезен тихий вид,
А паче, ароматный
Как вздох ко мне летит.
II
Их переклик
Суламита
Скажи, о друг души моей!
Под коей миртой ты витаешь?
Какой забавит соловей?
Где кедр, под коим почиваешь?
Соломон
Когда не знаешь ты сего,
Пастушка милая, овечек
Гони ты стада твоего
На двор, что в роще между речек.
Суламита
Скажи, какой из всех цветов
Тебе прекрасней, благовонней?
Чтоб не искать меж пастухов
Тебя,— и ты б был мной довольней.
Соломон
Как в дом войдешь, во всех восторг
Вдохнешь ты там своей красою;
Введет царь деву в свой чертог,
Украсит ризой золотою.
Суламита
Мне всякий дом без друга пуст.
Мой друг прекрасен, млад, умилен;
Как на грудях он розы куст,
Как виноград, он крепок, силен.
Соломон
Моей младой подруги вид
Всех возвышенней жен, прекрасней.
Суламита
Как горлик на меня он зрит,—
В самой невинности всех страстней.
Соломон
Она мила,— тенистый верх
И кедр на брачный одр к нам клонит.
Суламита
Он мил,— и нам любовь готовит
В траве душистой тьму утех.
III
Суламита (одна)
Сколь милый мой прекрасен!
Там, там вон ходит он.
Лицем — как месяц ясен;
Челом — в зарях Сион.
С главы его струятся
Волн желтые власы;
С венца, как с солнца, зрятся
Блистающи красы.
Сколь милый мой прекрасен!
Взор тих — как голубин;
Как арфа, доброгласен;
Как огнь, уста; как крин,
Цветут в ланитах розы;
Приятности в чертах,
Как май, прогнав морозы,
Смеются на холмах.
Сколь милый мой прекрасен!
Тимпана звучный гром
Как с гуслями согласен,
Так он со мной во всем.
Но где мой друг любезный?
Где сердца моего
Супруг? Вняв глас мой слезный,
Сыщите мне его.
Сколь милый мой прекрасен!
Пошел он в сад цветов.
Но вечер уж ненастен,
Рвет розы, знать, с кустов.
Ах! нет со мной,— ищите,
Все кличьте вы его,
Мне душу возвратите,—
Умру я без него.
IV
Соломон и Суламита
(вместе)
(вместе)
Положим на души печать,
В сердцах союзом утвердимся,
Друг друга будем обожать,
В любви своей не пременимся.
Хор дев
Любовь сердцам,
Как мед, сладка;
Любовь душам,
Как смерть, крепка.
Соломон и Суламита
(вместе)
(вместе)
Лишь ревность нам страшна, ужасна,
Как пламя яро ада, мрачна.
Хор
Любовь сердцам,
Как мед, сладка;
Любовь душам,
Как смерть, крепка.
Соломон и Суламита
(вместе)
(вместе)
Вода не может угасить
Взаимна пламени любови,
Хор
Любовь сердцам,
Как мед, сладка;
Любовь душам,
Как смерть, крепка.
Соломон и Суламита
(вместе)
(вместе)
Лишь ревность нам страшна, ужасна.
Как пламя яро ада, мрачна.
Хор
Любовь сердцам,
Как мед, сладка;
Любовь душам,
Как смерть, крепка.
1807
Александр Сергеевич Пушкин (1799 – 1837)
Подражание Песне Песней Соломона
* * *
В крови горит огонь желанья,
Душа тобой уязвлена,
Лобзай меня: твои лобзанья
Мне слаще мирра и вина.
Склонись ко мне главою нежной,
И да почию безмятежный,
Пока дохнёт весёлый день
И двигнется ночная тень.
1825
* * *
Вертоград моей сестры,
Вертоград уединенный;
Чистый ключ у ней с горы
Не бежит запечатленный.
У меня плоды блестят
Наливные, золотые;
У меня бегут, шумят
Воды чистые, живые.
Нард, алой и киннамон
Благовонием богаты:
Лишь повеет аквилон,
И закаплют ароматы.
1825
Афанасий Афанасьевич Фет (1820 – 1892)
Подражание восточному
Не дивись, что я черна,
Опаленная лучами;
Посмотри, как я стройна
Между старшими сестрами.
Оглянись: сошла вода,
Зимний дождь не хлещет боле;
На горах опять стада,
И оратай вышел в поле.
Розой гор меня зови;
Ты красой моей ужален,
И цвету я для любви,
Для твоих опочивален.
Целый мир пахнул весной,
Тайный жар владеет девой;
Я прильну к твоей десной,
Ты меня обнимешь левой.
Я пройду к тебе в ночи
Незаметными путями;
Отопрись — и опочий
У меня между грудями.
1847
Лев Александрович Мей (1822 – 1862)
Еврейские песни
I
Поцелуй же меня, выпей душу до дна…
Сладки перси твои и хмельнее вина;
Запах черных кудрей чище мирры стократ,
Скажут имя твое — пролитой аромат!
Оттого — отроковица —
Полюбила я тебя…
Царь мой, где твоя ложница?
Я сгорела, полюбя…
Милый мой, возлюбленный, желанный,
Где, скажи, твой одр благоуханный?..
II
Хороша я и смугла,
Дочери Шалима!
Не корите, что была
Солнцем я палима,
Не найдете вы стройней
Пальмы на Энгадде:
Дети матери моей
За меня в разладе.
Я за братьев вертоград
Ночью сторожила,
Да девичий виноград
Свой не сохранила…
Добрый мой, душевный мой,
Что ты не бываешь?
Где пасешь в полдневный зной?
Где опочиваешь?
Я найду, я сослежу
Друга в полдень жгучий
И на перси положу
Смирною пахучей.
По опушке леса гнал
Он козлят, я — тоже,
И тенистый лес постлал
Нам двойное ложе —
Кровлей лиственной навис,
Темный, скромный, щедрый;
Наши звенья — кипарис,
А стропила — кедры.
III
«Я — цветок полевой, я — лилея долин».
— «Голубица моя белолонная
Между юных подруг — словно в тернии крин».
— «Словно яблонь в цвету благовонная
Посредине бесплодных деревьев лесных,
Милый мой — меж друзей молодых;
Я под тень его сесть восхотела — и села,
И плоды его сладкие ела.
Проведите меня в дом вина и пиров,
Одарите любовною властию,
Положите на одр из душистых цветов:
Я больна, я уязвлена страстию.
Вот рука его здесь, под моей головой;
Он меня обнимает другой…
Заклинаю вас, юные девы Шалима,
Я должна, я хочу быть любима!»
IV
Голос милого — уж день!
Вот с пригорка на пригорок
Скачет милый, легок, зорок,
Словно серна иль олень,
Гор вефильских однолеток.
Вот за нашею стеной
Он стоит, избранник мой,
Увидал меня, — глядит,
На привет мой говорит:
«Встань, сойди! Давно денница,
И давно тебя жду я —
Встань от ложа, голубица,
Совершенная моя!
Солнце зиму с поля гонит,
Дождь прошел себе, прошел,
И росистый луг зацвел…
Чу! И горлица уж стонет,
И смоковница в цвету, —
Завязала плод и семя,
И обрезания время
Запыхалось на лету.
Веет тонким ароматом
Недозрелый виноград…
Выходи сестра, и с братом
Обойди зеленый сад.
Высока твоя темница
И за каменной стеной…
Покажись же, голубица,
Дай услышать голос твой:
Для того, что взор твой ясен,
Голос сладок, образ красен». —
«Изловите лисенят,
Чтобы грозди не губили
И созрел наш виноград».
Мы пасли стада меж лилий…
Утомленный он заснул…
Мы пасли…
Но — день дохнул,
Но задвигалися тени —
Он умчался, легок, скоро,
Словно серные иль олени
На высях вефильских гор.
V
Сплю, но сердце мое чуткое не спит…
За дверями голос милого звучит:
«Отвори, моя невеста, отвори!
Догорело пламя алое зари;
Над лугами над шелковыми
Бродит белая роса
И слезинками перловыми
Мне смочила волоса;
Сходит с неба ночь прохладная —
Отвори мне, ненаглядная!»
«Я одежды легкотканые сняла,
Я омыла мои ноги и легла,
Я на ложе цепенею и горю —
Как я встану, как я двери отворю?»
Милый в дверь мою кедровую
Стукнул смелою рукой:
Всколыхнуло грудь пуховую
Перекатною волной,
И, полна желанья знойного,
Встала с ложа я покойного.
С смуглых плеч моих покров ночной скользит;
Жжет нога моя холодный мрамор плит;
С черных кос моих струится аромат;
На руках запястья ценные бренчат.
Отперла я дверь докучную:
Статный юноша вошел
И со мною сладкозвучную
Потихоньку речь повел —
И слилась я с речью нежною
Всей душой моей
VI
На ложе девичем, в полуночной тиши,
Искала я тебя в полуночной тиши:
Искала я тебя — напрасно я искала,
Звала тебя к себе — напрасно призывала!
От ложа встану я и в город обойду,
На улицах тебя, на торжищах найду.
Искала я тебя — напрасно я искала,
Звала тебя к себе — напрасно призывала!
Мне стражи встретились в полуночной тиши;
«Не знаете ль — где он возлюбленный души? «
Не знала — прошла… но вскоре и нежданно
Я встретилась с тобой, бледна и бездыханна…
Нашла тебя, нашла и крепко обняла,
И не пускала прочь, пока не увела
В дом нашей матери под, под сень того чертога,
Где мать нас зачала и поболела много…
VII
Кто это, ливаном и смирной,
Как дым из душистой кумирной,
Кадя в пустыне и вдали
Летит, не касаясь земли?
Кто это рукой вожделенной
Сосуд мироварца бесценный
На черные кудри пролил
И розой уста обагрил?
Ты это, моя голубица,
Летишь по пустыне, как птица,
Как дым из кадила, быстра,
Ты это, мой друг и сестра!
«Скажите мне, дщери Сиона,
Видали вы одр Соломона?..
Окрест шестьдесят сторожей,
Израильских сильных мужей,
Мечом препоясавши бедра…
Весь одр из ливанского кедра,
И золотом, словно огнем,
Горит изголовье на нем.
Скажите мне, дщери Сиона,
Видали ли вы Соломона
В порфире, под царским венцом?
Да?
Нечего видеть потом».
VIII
Хороша ты, хороша,
Всей души моей душа!..
Ты, сестра, ты, голубица,
Мне — восточная денница!..
Зубы перлы; пряди кос
Мягче пуха резвых коз,
Что мелькают чутким стадом
Над скалистым Галаадом.
Очервленные уста —
Алой розы красота;
Под лилейно-белой шеей,
Как под вешнею лилеей,
Горной серны близнецы,
Притаилися сосцы
В юном трепете… Нет мочи
Ждать тебя и темной ночи.
IX
Сестра, всё сердце нам дотла
Сожгла ты оком чистым
И наши взоры привлекла
Ты девственным монистом, —
Но отчего же у тебя,
Всё наше сердце погубя,
Так рано перси зреют
И так уста алеют?
Ты на заре взошла цветком
И, ароматом вея,
Благоухаешь ты кругом,
Весенняя лилея!
Вот отчего так рано ты
Зажгла в нас страстные мечты,
Так рано нас прельстила взглядом
И выросла любимым садом,
Где ключ у нас запечатлен,
Где всё цветет: и нард с шафраном,
И кипарис, и киннамон,
Где зеленей, чем над Ливаном,
Вся леторосль…
Скорей, скорей
Прохладой утренней повей
В наш сад, и с севера и с юга,
О ветер!.. Жду тебя, как друга…
X
«Отчего же ты не спишь?
Знать, ценн’а утрата,
Что в полуночную тишь
Всяду ищешь брата? » —
«Оттого, что он мне брат,
Дочери Шалима,
Что утрата из утрат
Тот, кем я любима.
Оттого, что здесь, у нас,
Резвых коз -лукавиц
По горам еще не пас
Ввек такой красавец;
Нет кудрей черней нигде;
Очи так не блещут,
Голубицами в воде
Синей влагой плещут.
Как заря, мой брат румян —
И стройней кумира…
На венце его слиян
С искрами сапфира
Солнца луч, и подарён
Тот венец невесте… «
«Где же брат твой? Где же он?
Мы поищем вместе».
XI
Все шестьдесят моих цариц
И восемьдесят с ними
Моих наложниц пали ниц
С поклонами немыми
Перед тобой, и всей толпой
Рабыни, вслед за ними,
Все пали ниц перед тобой
С поклонами немыми.
Зане одна ты на Сион
Восходишь, как денница,
И для тебя озолочён
Венец, моя царица!
Зане тебе одной мой стих,
Как смирна из фиала,
Благоухал из уст моих,
И песня прозвучала.
XII
Словно пальма, величаво
Наклонила ты главу…
Но, сестра, — поверь мне, — право,
Я все финики сорву…
Все, хоть рвать пришлось бы с самой
Верхней ветки… верь мне — да!
Я сорву рукой упрямой
От запретного плода.
Лучший грозд… В тревоге старой
Сердце… Где уста твои?..
Жажду!.. Брата жаркой чарой
Уст румяных напои.
XII
«Ты — Сиона звезда, ты — денница денниц:
Пурпур’овая вервь — твои губы,
Чище снега перловые зубы,
Как стада остриженных ягниц,
Двоеплодно с весны отягченных,
И дрожат у тебя смуглых персей сосцы,
Как у серны пугливой дрожат близнецы,
С каждым шорохом яворов сонных».
«Мой возлюбленный, милый мой, царь мой и брат,
Приложи меня к сердцу печатью!
Не давай разрываться объятью:
Ревность жарче жжет душу, чем ад.
А любви не гасят и реки —
Не загасят и воды потопа вовек…
И — отдай за любовь всё добро человек —
Только мученик будет навеки!»
1849-1860
Семён Григорьевич Фруг (1860 – 1916)
Песнь Песней
…Пой: «Зажигается зоря вечерняя
Из лесу веет прохлада;
В синем тумане росою облитые
Дремлют поля Галаада;
Только вершина Кармеля скалистая
В зареве розовом тонет;
Горной тропой пастухи запоздалые
Стадо последнее гонят…
Где же ты, милый мой? Где ты, желанный мой,
Мирный шатер свой скрываешь?
Где ты пасешь свое стадо?
Где полуднем Знойным в тени отдыхаешь?
Слышишь ли голос мой? Видишь ли страстные,
Жгучие черные очи?
Долго искала я друга любимого
В мраке таинственном ночи.
Долго искала, — и вот он, желанный мой!
Взор его страстью пылает.
Под головой у меня его левая,
Правой меня он ласкает…
Кровлею кедры над нами сплетаются,
Мирты сомкнулись стенами;
Травы росистые, розы саронские
Стелются ложем под нами…»
Милые образы!.. Песнь незабвенная
Льется с могучего трона…
Утро играет лучами на радостном
Светлом челе Соломона.
Отрок державный над лирой склоняется,
Быстро проводит перстами, —
Песня любви, ароматная, жгучая,
Брыжжет и льется ручьями…
1881-1889
Константин Михайлович Фофанов (1862 – 1911)
Из книги «Песни песен»
Друг мой строен, как тополь, как горный олень,
Голос друга подобен свирели…
Вот он, вот убегает в кедровую тень!
Вот в окно заглянул, вот на плитах ступень
Беспокойно шаги зазвенели!
Это он, это — милый мой друг! Это он
Самовластной рукою меж белых колонн
Раздвигает пурпурные складки.
На крыльцо он вбежал, чтоб меня устеречь,
И лепечет мне кротко любовную речь,
И дрожит, как больной в лихорадке.
Он лепечет: «Приди на свиданье ко мне!
Вылетай из гнезда, голубица!
Посмотри, как цветы улыбнулись весне,
Как цветам улыбнулась денница!
Развернули смоковницы почки свои,
Налились виноградные лозы.
Нынче пели всю ночь до утра соловьи
И заслушались песен их розы.
Выйди солнце мое, голубица моя!
Голос твой мне отрадней, чем песнь соловья,
Выйди, горлинка, выйди, родная!
И под кровом утеса в ушельи глухом
Мы упьемся весною, упьемся теплом,
В сладких грезах любви утопая!»
Ничьи бы нескромные взоры
Не смели меня упрекнуть,
Когда бы у матери нежной
Одна воскормила нас грудь, —
За то, что тебя я целую,
За то, что гуляю с тобой
И соком гранатовых яблок
Тебя освежаю порой.
Под яблоней ранней весною
Тебя я случайно нашла;
Под яблоней тою когда-то
Родная тебя родила.
О, друг мой желанный! О, солнце!
Как вечную сердца печать,
Как памятный перстень заветный,
Ты должен меня охранять.
Любовь наша смерти подобна,
Любовь наша тверже кремня,
И жгучие ревности стрелы
Таятся в душе у меня.
Ее не залить океану,
Она озаряет нам тьму,
И славу царя Соломона
В замену ее не возьму.
1886
Граф Пётр Дмитриевич Бутурлин (1859—1895)
Суламита
(Подражание «Песне песней»)
Nigra sum, sed formosa.
Я — роза Сарона, я — ландыш долин!
От башен Сидонских до Чермных пучин,
От Нила до рек Ниневии далекой
Нет краше меня среди женщин Востока.
Сыны моей матери, злобно кляня,
Стеречь виноградник послали меня;
Но солнце с небес любовалося мною,
И знойной меня одарило красою.
Спустилась я горной тропой в вертоград
Смотреть, как цветет молодой виноград,
Как зыблются травы большими волнами,
Как статный гранат увенчался цветами: —
Но там не нашла я весенних цветов…
Нашла я тогда в вертограде любовь!..
Мой милый, что царь среди царского стана,
И риз его запах, что запах Ливана!
Он властно обвил меня правой рукой;
Другая рука — под моей головой…
Мне дайте вина! Я от счастья страдаю!..
Мне дайте вина… От любви умираю!..
1887
Андрей Ефимович Зарин (1862 – 1929)
Из «Песни Песней»
I
Чу, я слышу — раздается
Голос милый в тишине, —
То возлюбленный несется
Легкой серною ко мне.
Вот уж близко; за оградой
Вот стоит он у окна
И сквозь сетку винограда
Смотрит страстно на меня.
Я дрожу и замираю,
Слышу — милый говорит:
— Суламита дорогая!
Страстью грудь моя горит.
Дождь прошел; зима пропала;
Все поля кругом цветут;
Время пения настало,
Слышишь, ласточки поют.
Нард, смоковница и мирты
Льют весенний аромат;
Встань, возлюбленная, выйди!
Обрати ко мне свой взгляд.
— Дай услышать голос милый,
Покажи свое лицо!
Выйди, голубь сизокрылый,
На росистое крыльцо!..
II
Я проснулася ночью на ложе своем,
И, рукою водя осторожно,
Своего дорогого искала на нем
Я с какою-то болью тревожной.
Я искала того, кого любит душа
Я искала и вся трепетала;
И, на ложе своем никого не найдя,
В непонятном волнении встала.
Поздний час. Ночь тиха и спокойна была,
Ароматом и негой дышала.
Я оделась поспешно, и в город пошла,
И по городу долго искала.
Я искала того, кого любит душа,
По дороге я всех вопрошала,
Я искала его, и опять не нашла
И домой вся в слезах прибежала.
III
Ветер хладный, поднимися,
Ветер с юга, пронесися,
В сад повейте мой!
Расцветет мой сад душистый,
И польется в воздух чистый
Аромат волной!
Пусть придет тогда мой милый,
Жгучей страстию палимый,
Пусть в мой сад придет
И средь зелени тенистой
Только сорванный, душистый
Вкусит первый плод!..
IV
Разметавшись на ложе горячем своем,
Утомившись, забылась я сном.
Ночь в окно ко мне страстно дышала,
И во сне я чего-то все ждала.
От чего-то кружилась моя голова,
С губ слетали призыва слова,
Сердце страстно чего-то хотело,
В дрожь бросало горячее тело…
Чу! как будто бы хрустнула ветвь под ногой,
Кто-то в ставню ударил рукой.
Я очнулась и вся задрожала;
Сердце птичкой в груди трепетало.
Это он! То возлюбленный мой у окна!
Его речь такой страстью полна,
Что невольно я сердцем смутилась
И на ложе опять опустилась…
«Это я, голубица, возлюбленный твой,
Весь покрытый ночною росой;
Я пришел поцелуем тебя разбудить.
Встань скорее мне дверь отворить».
Что мне делать? Ложась, ноги вымыла я,
Перед сном я одежды сняла;
…………………………………………………………………
…………………………………………………………………
Но меня через ставню он тронул рукой,
И не в силах я сладить с собой.
Как пронзенная я задрожала,
Сердце биться в груди перестало.
И я бросилась к двери, и дверь отперла;
Мирро капало с пальцев на ручку замка,
В дверь повеяло влагой ночною…
Ароматом курились янтарь и смола,
Между плеч моих дрожь пробегала слегка,
Я не знаю, что было со мною…
V
О, если б были мы с тобой
От матери одной;
О, если б ты, мой дорогой,
Мне был бы брат родной!..
Мы не боялись бы толпы,
И встретившись со мной,
Меня поцеловал бы ты.
О, ненаглядный мой!..
И я тебя бы повела
В дом матери моей,
Тебе б на ноги пролила
Я дорогой елей;
Ты пил бы свежий сок плодов,
А сам меня б учил
И лучший плод моих садов
Под кровлею вкусил!..
VI
Я говорю тебе — как на руке кольцо,
Так имя ты мое всегда носи с собою
И в сердце у себя печатью огневою
Запечатлей возлюбленной лицо…
Моя любовь, как смерти шаг, верна:
Когда я близ тебя — собой я не владею.
Но бойся изменить! Пред ревностью моею
И бездна ада будет не страшна!..
1894
Валерий Яковлевич Брюсов (1873 – 1924)
Песня
Мне поется у колодца,
Позабыт кувшин.
Голос громко раздается
В глубине долин.
Приходи, мой друг желанный!
Вот тебя я жду.
Травы — одр благоуханный,
В скалах грот найду.
Нет, никто, никто доныне
Не ласкал меня!
Грудь и плечи, как святыни,
Охраняла я.
День настал. Иди, желанный!
Кто ты — знает Бог!
Травы — одр благоуханный,
Мягок серый мох.
Оплету, вот так, я руки, —
Спи между грудей.
Вечер. Гаснут, гаснут звуки.
Где ты, сын полей?
Жду кого-то у колодца;
Позабыт кувшин;
Песня громко отдается
В тишине долин.
Апрель 1900
Георгий Иванович Чулков (1879 — 1939)
Песнь Песней
Вступление
Я хочу подняться на Ливана склоны,
Я хочу услышать голос Соломона.
Пусть мне кедры страстно говорят о счастье,
Кипарисы шепчут думы сладострастья.
Передам я внятно жизни древней сказки,
Древнего еврея вымыслы и ласки.
Я пойму мечтою красоту запястья;
Жить душой устал я — жить среди ненастья.
Я пойду с надеждой на Ливана склоны,
Чтобы там услышать песни Соломона.
Пусть они дадут мне сладость вдохновенья,
Пусть они дадут мне бледных дней забвенье.
Нард, шафран, алоэ, мирра и корица,
Аромат любовный, страстность голубицы,
Виноградник, розы, смуглой груди трепет!
Ваши краски ярки, ваш понятен лепет.
Я пойду с восторгом на Ливана склоны,
Чтобы там подслушать вздохи Соломона.
I
Весна среди Ливана гор роскошная идет,
Смоковницы с надеждой почки распускают;
И в небе горлица поет,
И лозы пьяные в цвету благоухают.
Здесь пахнет миррой, сладостью греха.
У ложа с розами стоят корзины.
Пастушка ждет в волненьи пастуха,
Придет ли он из сумрака долины.
II
Кипарисы и кедры шумят среди скал,
Шепчут страстно любовные сказки;
Соловей застонал:
Ему нужны весенние ласки.
И на ложе одна,
Сновиденьем любви смущена,
В неге жадной пастушка томится…
Где же он? Почему же он в дверь не стучится?
— Где возлюбленный мой?
Почему мне одной
Нужно жить среди грез и томлений?
Я не вынесу знойных мучений!
III
— Приходи, приходи из долины ко мне,
Пропою тебе песнь о весне,
Ароматным вином моих уст напою
И, лобзая, змеей я тебя обовью.
Как печать, ты на сердце меня положи;
Чтобы не было душно, хитон развяжи…
А горячую жажду твою
Соком яблок гранатовых я утолю.
Моя ревность пылает, как ад;
И как острые стрелы — мой взгляд.
Приходи, приходи из долины ко мне,
Пропою тебе песнь о весне!
IV
— Моя любовь как смерть всевластна.
Стрела ее страшней огня;
Мое томленье сладострастно;
Все пожирает страсть моя.
Приди, возлюбленный, ко мне
И освежи меня душистыми плодами,
Дай сердце укрепить в вине,
Его янтарными струями.
Пусть левая рука твоя
Лежит на ложе под главою;
Хитона белого края
Ты правой подними рукою.
V
Лобзай меня лобзаньем уст твоих,
Не отрывайся жадными губами;
Хочу забвения на миг,
Хочу упиться пьяными плодами.
О, не смотри, что я смугла!
В лучах я солнца загорела:
Я виноградник стерегла,
Его стеречь мне мать велела.
За то свой сад и виноград
Я не хочу беречь, конечно;
Любви плодам ты будешь рад,
Я их отдам тебе беспечно.
VI
Я забыла мой сон и покой…
Дайте сладость любовных ночей!
Где возлюбленный мой?
Отвечайте, скорей!
Я шаги его слышу во тьме.
Я дрожу. Я в огне.
Чу! Стучится он в дверь,
Но боюсь отворить я теперь…
— О, голубка моя, я пришел!
Отвори, отвори поскорей…
В сердце жадное трепет вошел:
Я хочу твоих ласк и кудрей.
VII
— Не могу я, возлюбленный мой,
Мои двери тебе открывать:
Я сняла свой хитон шерстяной,
Не хочу его вновь надевать.
— О, впусти, дорогая, впусти!
Ты с плодами роскошными сад:
Я хочу за ограду войти —
И корицы вдохнуть аромат.
Твои губы алеют, как кровь,
И сосцы, как барашки в лугах;
Как змея извивается бровь,
И ты вся как заря на горах.
VIII
— Не хочу я от ложа вставать;
Я лампаду мою убрала;
Не хочу ее вновь зажигать!
Я тебя, дорогой, не ждала…
— О, впусти, дорогая, меня!
Ты горда, как знамена полков;
Ты роскошна, как жатвы земля,
Ты как пальма пустынных песков.
Я на пальму подняться хочу,
Я хочу ее ветви обнять…
И я снова с надеждой стучу:
Неужели не хочешь принять?
IX
Дай упиться мне грудью твоей!
Грудь твоя — винограда лоза —
Пахнет лучше янтарных кистей…
Дай мне груди, уста и глаза!
— Не хочу я от ложа вставать;
Умастила я ноги свои.
Не хочу я их вновь замарать;
Завтра ночью ко мне приходи…
Так пастушка с улыбкой твердит.
Вдруг хитон промелькнул под окном…
У красавицы сердце горит:
Звуков нет в полумраке ночном.
X
Здесь пахнет миррой, сладостью греха;
У ложа с розами стоят корзины;
Пастушка ждет в волненьи пастуха,
Вернется ль он из сумрака долины.
Весна среди Ливана гор роскошная цветет.
Смоковницы с надеждой почки распускают,
И в небе горлица поет,
И лозы пьяные в цвету благоухают.
Послесловие
Когда-то Соломон, устав от мудрых дел,
Покинув тьму забот, в кедровый лес бежал,
И там среди цветов любовь свою воспел…
А я с любви царя завесу вновь сорвал.
Пусть песнь его любви звучит для нас навек,
Пусть тайны страшный взор погаснет для меня:
Безгрешным буду я, как первый человек;
Я счастие вдохну, стихом любви звеня.
1902-1903
Лохвицкая Мирра Александровна (1869 – 1905)
Между лилий
Возлюбленный мой принадлежит мне,
а я — ему; он пасет между лилий.
«Песнь песней» 2, 16.
Лилии, лилии чистые,
Звезды саронских полей,
Чаши раскрыли душистые,
Горного снега белей.
Небу возносит хваление
Сладостный их фимиам.
Золото — их опыление,
Венчик — сияющий храм.
В ночи весенние, лунные
К тени масличных дерев
Овцы спешат белорунные,
Слышен свирели напев.
В лунные ночи, бессонные,
После дневного труда,
Друг мой в поля благовонные
К пастбищу гонит стада.
Друг мой — что облачко ясное,
Луч, возрожденный из тьмы.
Друг мой — что солнце прекрасное
В мраке дождливой зимы.
Взоры его — благосклонные,
Речи — любви торжество.
Блещут подвески червонные
Царской тиары его.
Пурпур — его одеяние,
Посох его — золотой.
Весь он — восторг и сияние,
Весь — аромат пролитой.
Друг мой! под свежими кущами
Сладок наш будет приют.
Тихо тропами цветущими
Овцы твои побредут,
Лозы сомнут виноградные,
Песни забудут твои,
Вспенят потоки прохладные,
Вод галаадских струи.
Утром жнецами и жницами
Мирный наполнится сад;
Будут следить за лисицами,
Гнать молодых лисенят.
Будут тяжелыми урнами
Светлый мутить водоем…
Друг мой, ночами лазурными
Как нам отрадно вдвоем!
Кроют нас чащи тенистые,
Сумрак масличных аллей.
Друг мой! Мы — лилии чистые,
Дети саронских полей.
1897
Максимилиан Александрович Волошин (1877—1932)
Соломон
Весенних токов хмель, и цвет, и ярь.
Холмы, сады и виноград, как рама.
Со смуглой Суламифью — юный царь.
Свистит пила, встают устои храма,
И властный дух строителя Хирама
Возводит Ягве каменный алтарь.
Но жизнь течёт: на сердце желчь и гарь.
На властном пальце — перстень: гексаграмма.
Оцир и Пунт в сетях его игры,
Царица Савская несёт дары,
Лукавый Джин и бес ему покорны.
Он царь, он маг, он зодчий, он поэт…
Но достиженья жизни — иллюзорны,
Нет радости: «Всё суета сует».
26 августа 1924, Коктебель
Сергей Михайлович Соловьёв (1885 — 1942)
Из драматической поэмы «Саул и Давид»
Давид (поет)
Стихли вьюги холодные, злостные.
В глубине изумрудных долин
Распустились цветы медоносные
Под навесами синих маслин.
Запах лилий, молчанье, прохлада…
Зажигается звездный венец.
Раздается в горах Галаада
Запоздалых блеянье овец.
Жду тебя я порою вечерней,
Улегается розовый прах;
Легконогой подобен ты серне
И оленю в Вефильских горах.
Гиацинты, нарциссы и розы
Травянистый устелят нам одр,
Мои груди — душистые лозы
И как лилии выгибы бедр.
Как приветливо в доме родимом
Загорелись ночные огни;
Я к устам припадаю любимым,
Ты рукою меня обогни;
Мои кудри — златая корона,
Я руками тебя оплету…
Я — нарцисс из долины Сарона,
Я — лилея в молочном цвету!
В синем тумане вечерние дали!
Резко отчетлива лунная тень!
Вижу я блеск золоченых сандалий:
Ты оперлась о зеленый плетень.
Милая, звезды сверкают над нами,
Милая, крепче ко мне припади!
Будем охвачены нежными снами,
Сладко вздохну у тебя на груди.
Шею твою обнимаю я твердо,
Сердце баюкаю трепетом ласк,
Белая шея, как башня, что гордо
С высей Ливанских глядит на Дамаск.
Хижины гаснут, селенья спокойны,
Сумраком звездным горит тишина…
Груди твои — серны белые двойни,
Нежное тело белее пшена…
Взором ты яркие звезды затмила.
Нет в тебе скверны, и вся ты чиста.
О, голова твоя — круче Кармила,
Токи вина источают уста.
Милый мой, взойдет заря!
Дверь тихонько отворя,
Мы пойдем с тобою в село,
Вместе встретить день веселый.
Милый мой, с тобой вдвоем
В сад ореховый сойдем,
Взглянем в поле, расцвели ли
Чаши дольних, белых лилий.
Милый, милый, я не сплю,
Нежный шепот твой ловлю…
Вздохи твои фимиама душистей.
Ты, что голубка, чиста.
Груди твои — виноградные кисти,
Алая лента — уста.
Кудри твои, как стада Галаада,
Белые зубы, как искры огня…
Скоро дохнет заревая прохлада,
Вспыхнет мерцание дня!
1906
Лев Ионович Болеславский (1935-2013)
* * *
«Песнь песней» жажду написать, —
Ее я слышу в небесах!
Но ты войти в нее не хочешь,
И умирает в вышине
Песнь, продиктованная мне,
Прекрасней тысяч песен прочих…
Вон, видишь, клочья облаков, —
Обрывки это строк и слов.
Бесшумно проплывают, тая.
Там, в высях, тихих и пустых,
Наверно, был мой лучший стих,
О милой строчка золотая!…
* * *
А Песня Песней не окончена.
Все – продолжают,
Если любят.